Неточные совпадения
Романтизм, которым питалось настроение восставшей тогда панской молодежи, — плохая военная школа. Они вдохновлялись умершим прошлым, тенями
жизни, а не самой
жизнью… Грубое, прозаическое наступление толпы мужиков и казаков ничем не напоминало красивых батальных картин… И
бедняга Стройновский поплатился за свое доверие к историческому романтизму…
Идет такой
бедняга с дрянным товаром, порой со спичками, только бы прикрыть чем-нибудь свое нищенство, идет лохматый, оборванный и грязный, с потускневшими и грустными глазами, и по всему сразу узнаешь нашего еврея, только еще более несчастного на чужой стороне, где
жизнь дороже, а удача встречает не всех.
— Что уж это, — произнес он растроганно, — до чего чувствительная, право, история!.. Ну-ка ты,
бедняга, чебурахни стаканчик! Ничего, брат, что делать!
Жизнь наша, братец, юдоль…
Бедняга, очевидно, был плохой пророк. Через три года я еще раз ехал «на запад», но тобольский полицмейстер не был уже тобольским полицмейстером. Он был человек веселый, с эпикурейскими взглядами на
жизнь, и как-то проштрафился столь серьезно, что даже сибирская Фемида не могла остаться слепой: красивый полицмейстер попал под суд и сам сидел в тобольском «замке»…
Затем он вышел из трактира и опустил письмо в почтовый ящик. До четырех часов утра блуждал он по городу и думал о своем горе.
Бедняга похудел, осунулся и пришел к заключению, что
жизнь — это горькая насмешка судьбы, что жить — глупо и недостойно порядочного немца. Он решил не мстить ни жене, ни рыжему человеку. Самое лучшее, что он мог сделать, это — наказать жену великодушием.
— Это хоть и глупо, — говорил первый, — но когда притащили в клинику этого
беднягу Аристархова, меня всего передернуло, я в одну минуту пережил всю мою
жизнь; я вспомнил, как увлекаясь в «Зале общедоступных увеселений», аплодировал ему и m-lle Фанни, и припомнил даже мой последний разговор со Свирским.
— Жаль
беднягу — такая
жизнь разорит его окончательно… — говорил Маслов.